Старый одесский двор. Нагромождение лестниц, окон, этажей, балкончиков. Уютным его делали небольшой сквер посреди двора и беседка, такая мини-беседочка со скрипучей скамейкой на двоих.
 Ночь. Ни одно из окон не горит. Темно. Щекотно от ветерка. Он как бы омывает лицо, приподнимает чуть, на долю секунды, волосы, ласкает их и отпускает. Ласковый-ласковый. Как Павлик.
- Паша?
- А-а?
- Паша...
Они идут к этой беседке, садятся, напряженно садятся, неловко, коснувшись друг друга одеждой? и соприкоснулись захолонувшими сердцами. Почему они все время молчали? Ходили молча, сидели молча, любили молча. Значит, хватало общения и без слов. Зачем слова, если и без слов понимаешь другого, если они не нужны. Может, слова заменяло что-то другое? Какое-нибудь поле, которое излучали больные их головы. Никто не знает природу чувства! А ощущение, что они находятся в облаке или в чем-то таком дымчато-светящемся у них не проходило. По крайней мере, у нее. И тогда, в беседке, ей было не темно. Что-то подсвечивало их, какая-то мерцающая белесая тьма. Она до сих пор помнила этот свет изнутри. Ей так и виделось со стороны: они сидят в кромешной тьме, только вокруг них светящееся облако и они в нем. Блестят Пашкины глаза. Ярко светится циферблат его часов - десять минут третьего - на руке, которая лежит на оголенном ее плече, а вторая рука...
 Эта вторая рука, очень ласковая рука, как тот легкий ветерок, движется от коленки вверх по ноге, поднимая нижнюю кромку легкого платья и вызывая эту странную спазматическую волновую дрожь. Глаза горят. Тихо. Очень тихо. Его ищущие губы... Потом неожиданная яркая вспышка света! Вздрогнувшие дома и деревья. Вздрогнувшие они. Вздрогнувшие сердца. Мертвая актерская пауза природы и только потом:
- Бах-баа-бах!
Их оглушил гром! Но и заставил рассмеяться.

 Мокрые, они уже бегут к морю. Он помогает ей на ходу стаскивать сразу прилипшее платье, одновременно целуя в убегающие прыгающие мокрые губы, как полоумный, до помешательства, до потери сознания, до разноцветных кругов в глазах...
 На пляже раздавался смех, кто-то уже купался, но она никого не помнила, не видела, не различала. Даже вроде бы там были их знакомые...
 Пашка нес ее в море. Она видела его снизу. В свете фонарей он был... блестящий, наконец-то что-то оживленно говоривший. Блестящий, теплый, мокрый... И она, обхватив его за шею, прижавшись к нему всей собой... Каждой клеткой, каждым нервом к нему, милому, ласковому, красивому Пашке.
 Стало очень легко, ее коснулась вода, тоже теплая и звучащая, играющая и... поющая вода! Дождь играл на воде! Эти звуки впивались в нее, звучали внутри нее, усиливаясь во много раз.
 Ее обнял Пашка. Нежно, одними кончиками губ поцеловал...